Муравейник Хеллстрома.[Херберт Ф. Муравейник Хеллстрома. Фаст Г. Рассказы] - Говард Фаст

— Нет единого мнения?

— Полагаю, да, — она снова вздохнула. — Это оружие?

— Да, это оружие, — ответил он.

— Вы меня убьете? — спросила она.

Жалостная, умоляющая нота в ее голосе взорвалась в нем яростью. Идиоты! Полные идиоты! Он нащупал свой станворд, который уронил на пол рядом с приборами, и поднял его, устанавливая на полную мощность. Этих Внешних идиотов надо остановить. Он выбросил шокер в сторону женщины, словно желал пронзить ее. Резонирующая в замкнутом пространстве лаборатории энергия оглушила его на мгновение, и когда он пришел в себя, то увидел, что стрелки всех приборов показывали на ноль. Он включил освещение, медленно встал и подошел к женщине, повисшей на ремнях. Она была абсолютно неподвижной. Он понял, что она мертва, еще до того, как склонился к ней. Она получила заряд, достаточный, чтобы убить лося. Допрос Тимены закончен, как бы ее ни звали.

«Почему я сделал это?» — подумал он. Вспомнил истерзанную плоть Дюпо, идущую в Котел? Или это позыв более высокого порядка, исходящий из сознания Муравейника? А может быть, дело в изломе его психики? Он действовал рефлекторно, не думая. Но дело сделано, возврата нет. Однако его собственное поведение его обеспокоило.

В раздражении он вышел из лаборатории. Когда молодые работники в соседней комнате столпились вокруг него, он сказал им, что захваченная женщина мертва. На их протесты он кратко ответил, что узнал все, что было нужно. Когда один из них спросил, отправлять ли тело в Котел или взять сексуальный штамм, он колебался лишь одно мгновение, прежде чем согласиться на последнее. Возможно, часть женской плоти можно будет оживить и отправить на сохранение. Если удастся оживить матку, она еще послужит Муравейнику. Любопытно будет взглянуть на ребенка.

Другие проблемы, впрочем, занимали его мысли. Он вышел из лабораторного комплекса, все еще сердясь на себя. Внешние знали о «Проекте 40»! Работник Муравейника проявил преступную неосторожность. Как можно было допустить вынос подобных бумаг за стены Муравейника? Кто это сделал? Как? Бумаги в МТИ? Кто проводил исследования? Необходимо понять масштабы катастрофы и предпринять эффективные шаги, которые воспрепятствуют повторению чего-либо подобного впредь.

Хеллстром надеялся, что бридер-лаборатория сумеет сделать сексуальный штамм Тимены. Она послужила уже Муравейнику и заслужила сохранность своих генов.

Меморандум, подготовленный Джозефом Мерривейлом: «Погибли или нет Портер, Дюпо и Гринелли, не является существенным в последующих рассуждениях. Хотя мы полагаем, что они мертвы, ничто не изменится, если окажется, что они живы. Мы узнали, что Хеллстром не раздумывая действует против нас. Ввиду его частых путешествий за океан под предлогом работы над фильмами о насекомых необходима повторная проверка его зарубежных контактов. Внутри страны проблема более сложна. Поскольку мы не можем признать цели нашего расследования, мы не можем действовать по обычным каналам. Любые предложения об альтернативных путях будут внимательно рассмотрены. Это послание должно быть уничтожено по прочтении. Это приказ. Выполните его сейчас».

Комментарий Дзула Перуджи с припиской: Только для Шефа! «Чушь! Я начинаю несколько прямых расследований. Я хочу, чтобы кинокомпания была изучена вдоль и поперек. В Орегоне я начну поиск пропавших людей с помощью всех доступных агентств. Будет запрошена помощь со стороны ФБР. Ваша помощь будет воспринята с благодарностью. Дзула».

Джанверт не касался роли компаньонов в этом проекте, пока они не сели в самолет, направляющийся на запад. Он выбрал места для себя и для Кловис впереди остальных по левому борту. Из иллюминатора открывался прекрасный вид закатного неба над левым крылом, но он не обращал на него внимания.

Как он и ожидал, ему с Кловис дали задание играть роль тинэйджеров, и Ника Мэрли, которого оба они считали бесплодной задницей, назначили быть их отцом. Но чего никто из них не ожидал, так это того, что Джанверта изберут номером два.

Он и Кловис сблизили головы, говоря едва слышным шепотом.

— Не нравится мне это, — сказал Джанверт. — И потолок головой прошибет, и на месте назначит кого-нибудь другого.

— Какая ему выгода?

— Не знаю. Поживем — увидим. Завтра, самое позднее.

— Может быть, это признание твоих достоинств?

— Ерунда!

— Тебе не хочется быть вторым?

— Только не в этом деле, — его губы сложились в упрямую линию. — Это паршивое дело.

— Думаешь, ищут козла отпущения?

Один из группы как раз проходил мимо в сторону туалета. Это был ветеран Вьетнама (он называл его «Нам») по имени Даниэль Томас Олден, и все звали его ДТ. Джанверт замолчал, ожидая, пока пройдет ДТ, отметив его жесткое молодое лицо, квадратную загорелую челюсть. На переносице заметен был белый шрам в форме V, и он носил легкую кепку с прозрачным зеленым козырьком, отбрасывавшим на его лицо зеленый отсвет. Джанверт подозревал, что он стучал по начальству. Ходили слухи, что он сожительствовал с Тименой, и Джанверт вдруг подумал, что он сейчас может думать.

Проходя мимо, ДТ бросил взгляд на них, но не подал вида, что знает или хотя бы заметил их.

Когда он прошел, Джанверт зашептал:

— Думаешь, ДТ нравится его работа?

— Почему нет?

— Меньше свободы, чем на настоящей войне. Не так много шансов убивать людей.

— Иногда ты довольно жесток.

— Тебе не надо было заниматься такой работой, — сказал Джанверт. — Почему бы тебе не уйти по болезни или еще как?

— Но тебе же нужен кто-то, кто будет тебя защищать.

— Как прошлой ночью?

Она пропустила замечание мимо ушей и сказала:

— Ты слышал разговоры о ДТ и Тимене?

— Да. Я ему почти сочувствую.

— Ты думаешь, она…

— Не хочется верить, но, похоже, да.

— Но почему? Не могут они все…

— В подобных делах всегда так. Разведка боем.

— Кто тогда мы?

— С Перуджи — не знаю. Скажу, когда выясню, как он нас расставит.

— На переднем крае или в тылу?

— Да.

— Нам подадут здесь когда-нибудь обед? — спросила она.

— Стюардессы заняты спаиванием взрослых.

— Это одна из причин, по которой я ненавижу играть детей, — прошептала она. — Не могу заказать себе выпить.

— Ненавижу косметику, — сказал он. — Держу пари, они не накормят нас до Небраски.

— Это специальный фасолево-рыбный рейс. Нам на обед подадут фасоль с икрой трески. У тебя что, плохое настроение?

— Забудь то, что я наговорил тебе ночью. Я себя чувствовал хуже некуда.

— Сказать по правде, у нас обоих было такое настроение. Наверно, Луна не в той фазе.